«Илье Стогову, подсказавшему мне, с чего начать и как закончить эту книгу», – посвящение звучит не то как извинение перед товарищами за общую «попсовость» текста, не то как заявление о переходе из коммунистического движения в модную тусовку. Это предельно двойственное ощущение от книги не покидает до самой последней страницы: то ли тебя вербуют в подпольщики, то ли просто приглашают на классную вечеринку с живыми и мертвыми «революционерами».

У любой рецензии есть предполагаемая аудитория с предполагаемой реакцией, и значит, у любого критика внутри есть некий «заказ».

Если бы эту книгу непременно пришлось хвалить на левом сайте, то примерно так:

Если вы профессиональный революционер, тонкий знаток марксизма или историк, не один реферат написавший по левому движению, вам абсолютно незачем читать эту книгу. Оставьте ее в магазине, она идеально подходит неискушенной первокурснице, которая вдруг заинтересовалась «революцией вообще», или подарите пытливому старшекласснику, если хотите создать у него первичное представление и спровоцировать интерес ко всему «левацкому» сразу. Цветков написал своеобразный «лефт фикшн» в формате «популярно о революции». По сравнению с его прежними книгами это еще один шаг в сторону упрощения текста, доходящего порой до уровня политического комикса. Иногда автор все же забывает о выбранном легком жанре и сравнивает нововенскую атональную музыку с бесклассовым устройством общества или рассуждает о связи между удовольствием и саморазрушением, но быстро спохватывается, берет себя в руки и вновь начинает популярно шутить про «улучшайзер революции» и ожидаемо сравнивать буржуазию с лишним, двадцать пятым, кадром.

Вся книга Цветкова – это такой «агитпоезд», на котором написано «Революция – это модно!», и останавливается он на нравящихся автору исторических станциях – хунвейбины Мао, газета «Либерасьон», сапатисты и Чавес, генезис буржуа и появление тактических медиа – с пропуском всех слишком сложных мест и недостаточно известных фамилий. В отличие от других похожих книг (того же Стогова, в «Революции – сейчас!» открывшего эту моду) «крутизна» повествования отнюдь не сводится к погоням, стрельбе и любовным многоугольникам. Цветкова, наоборот, заносит все время в толкование фактов и объяснение идей, настолько авантюрными представляются ему приключения «антибуржуазного искусства», «идеологии сопротивления», «сценариев потребления» и прочих концептов. Судьба и переменчивый смысл этих понятий делают их этакими платоновскими «эйдосами», мыкающимися среди грешных людей. Попутно Цветков, не рассчитывая на современную молодежь, проговаривает букварные азы «марксизма/анархизма»: как именно в современном мире польза подменяется прибылью, вещи становятся товаром, власть воспроизводит отчуждение и при чем тут платья от «Прадо», проза киберпанков и реклама магазинов «Беннетон»? Для издателей успех, конечно, будет измеряться проданными экземплярами и числом рецензий. А вот для автора, видимо, оправданность этой работы будет зависеть от того, сколько именно молодых людей, прочитав книжку, захотят узнать больше или даже начнут поступать в соответствии с прочитанным «партизанским пособием».

А если бы пришлось ругать на левом сайте, то так:

Наш революционный романтик сдабривает всю эту «бандеру россу» изрядной дозой радужно бликующего психоделического планктона, к концу книги иррационализм явно нарастает, подбираясь все ближе к основному содержанию и, наконец, одерживает полную победу.

Коротко и популярно рассказав интересующимся о религии потребления и акционизме, политкорректности и теологии освобождения, боливаризме и антиглобализме, уличив нынешних отечественных гуманитариев в буржуазной близорукости, весело и глянцево напомнив о «культурной революции» в Китае и «оранжевой» на Украине, Цветков неизбежно создает у читателя ожидание необходимого вывода, финального рецепта или хоть какого-то конструктивного предложения. Но на последних страницах он не придумал ничего лучше, чем рекомендовать всем потенциальным «партизанам» собственную психотехнику в духе не то Гурджиева, не то Кроули, не то вообще Кастанеды. Дендистский тренинг: не узнавать себя в зеркале, видеть себя со стороны с закрытыми глазами, задавать себе каверзные вопросы и такое прочее. Спрашивается, зачем нужна была вся эта крайняя левизна на двухстах предшествующих страницах? Для противопоставления персонального опыта личности бездарному и трусливому миру?

Когда-то Маркс совершил важнейшую интеллектуальную операцию. Он взял античное понятие «метанойи» и перенес его с индивидуального уровня на коллективный. Что такое «метанойя»? Это радикальное «изменение ума», к которому приходят после множества правильных упражнений и состояний сознания. «Метанойя» позволяет взглянуть на мир и общество в целом, схватить их во всей их цельности, осознать единый смыл всех парадоксов и взять на себя космическую ответственность за свою и чужую судьбу, став в самом высшем смысле взрослым и самостоятельным. Маркс предложил этот «путь избранных мудрецов» целому классу. «Метанойя» должна была произойти с пролетариатом, необходимые для этого упражнения – политическая самоорганизация и классовая борьба, а революция и есть окончательный переход к новому состоянию ума и новой форме ответственности. Цветков в своей «бунтарской» книге делает нечто строго обратное и гораздо более простое: все антикапиталистическое сопротивление последнего полувека служит, оказывается, основанием для индивидуальной медитации и бисерных игр с самим собой. Поэтому текст оставляет впечатление какого-то, никому, кроме автора, неведомого, личного «гностического марксизма», собранного по неуловимому принципу из самых разных (но одинаково популярных) фрагментов. Это как если бы «Коммунистический манифест» заканчивался вдруг предложением правильно дышать, принять несколько полезных для просветления поз из гимнастики ушу или просто проглотить десяток «веселящих грибов». Как если бы пролетарский агитпоезд окончательно останавливался в ашраме. То есть «метанойя», потеряв политическую революционность и коллективное измерение, вновь становится у Цветкова индивидуальным делом «духовного совершенствования» – и получается культ личной революции за неимением революции коллективной.

Последний абзац, кажется, и вовсе писал за Цветкова «дающий установки» гипнотизер Кашпировский или какой-нибудь модный специалист по НЛП:

«Слышишь машинный скрип и электронное журчание у себя внутри? Чувствуешь, как бьется там живая пятиконечная звезда? Все вещи перестали быть товаром, польза больше не измеряется прибылью, и ничьи слова ничего не прячут. Теперь ты сам можешь то, что раньше делали за тебя. Читать тебе больше ничего не нужно, поэтому я перестаю писать».

Цветков перестает писать на этом месте не поэтому, а потому что вот здесь, после того, как «все вещи перестали…» и «польза больше не измеряется…», уж точно придется выбрать роль. Кто ты такой, уважаемый автор – богемный тусовщик, шокирующий гламурных девушек своей «революционностью», или политический агент, использующий массовую культуру (и как форму и как материал) в своих подрывных целях? Но выбор такой является для автора невыносимым, и он, «перестав писать», кокетливо зависает в пустоте между двумя несовместимыми положениями в обществе. Такое зависание вполне возможно в тексте. Но оно абсолютно исключено в конкретной социальной реальности живых людей.

Михаил Подзорный